22 июня 2018 года для С.Г. Пискунова, инженера-технолога цеха окончательной сборки ВАСО стало особенным днем. Как и тысячи других заводчан, он пришел посмотреть на легенду – прилетевший на Воронежский авиационный завод восстановленный Ил-2. И вместе со всеми радовался полученной возможности прикоснуться к великой истории родного завода. Но для Сергея Георгиевича это вдвойне знаменательное событие: ведь точно на таком же Ил-2 воевал его отец!

– Узнал я об этом Ил-2 в прошлом году из новостей, и подумал – какие же реставраторы молодцы! – рассказывает Пискунов. – А когда услышал, что он прилетит в родное гнездо, на наш завод, не передать словами, что чувствовал. Для меня это не просто символ, это же история моей семьи…

Судьба Георгия (по военным документам – Егора) Пискунова обычная для военных лет. Родился он в 1925 году в селе Петровском Лискинского района Воронежской области, был старшим из четверых детей. В 1941-м на фронт ушел отец, а в конце 1942-го пришли фашисты – немцы с венграми. При первом «визите» немецкого офицера в хату Пискуновых Георгий был коротко подстрижен, и последовал вопрос: «Зольдат?!». На ответ «нет» немец ударил с такой силой, что парень улетел под кровать. Но этим и обошлось. Оккупанты, вроде, не зверствовали особо, но с наступлением холодов всех селян повыгоняли из домов, и людям пришлось рыть землянки и жить в них. Кстати, дядя отца, который воевал еще в Первую мировую, всем посоветовал копать вход буквой «Г». Нехитрая солдатская премудрость вскоре многим спасла жизнь. Стремительное наступление Красной Армии вынудило противника быстро отходить, но венгры попытались напоследок уничтожить мирных жителей: они стреляли в землянки, но благодаря тому, что входы были не прямые, попасть в людей не могли. 

В марте 1943-го Георгия призвали в армию. После обучения попал стрелком на 1-й Украинский фронт. В первом же бою в декабре под Киевом в метре от молодого бойца разорвалась противопехотная мина. Попал в эвакогоспиталь в Среднем Икорце. Там уже перед самой выпиской подбил его какой-то взрослый уже мужик добраться до дома (потом Сергей Георгиевич выговаривал отцу, ведь за такую «отлучку» и под трибунал мог попасть!). Но что тогда восемнадцатилетний мальчишка соображал: и за ночь он до Петровского и обратно в госпиталь успел обернуться, и маму с братьями повидал. 

По излечении прибыла какая-то комиссия, и из десятерых бойцов-кандидатов отобрала только двоих, в том числе Пискунова. Оказалось – на курсы воздушных стрелков. По их окончании, в сентябре 1944 года, Георгий направляется в 174-й гвардейский штурмовой авиационный Слуцкий Краснознаменный полк 11-й гвардейской штурмовой Нежинской Краснознаменной ордена Суворова 2-й степени дивизии. 

Основная задача воздушного стрелка в экипаже Ил-2 – следить за воздухом и не давать противнику атаковать штурмовик сзади. Следили не хаотично, а последовательно просматривая снизу-вверх каждую полусферу. К тому времени советские летчики уже применяли надежную схему штурмовки: становились в круг и отрабатывали задачу, поэтому зайти им в хвост в такой карусели немцы не могли. Но атаковали сверху, и тут им не давали подойти уже стрелки. Пикирование зачастую было довольно крутое, а стрелок-то спиной вперед по полету, и ноги кверху. 

– Глянешь вбок – земля приближается, вспоминал отец, и поначалу кричать хотелось летчику, чтобы выводил из пике. Но не крикнул ни разу, – добавляет Сергей Георгиевич. – Работали штурмовики, в основном, по наземным целям, и если сверху противника нет, пулеметом воздушный стрелок добавлял «огня» по земле. Зимой на снегу цели были хорошо заметны, тем более высоты были всего 100-150 метров. Но немцы хоть и боялись Ил-2, но сопротивлялись отчаянно и умело, стреляли по ним из всего, что было. Возвращались машины зачастую, прострелянные в решето, без половины киля, с разбитыми стабилизаторами. До полутора сот пробоин насчитывали. Однажды с такой дырой в плоскости крыла вернулись, что отец в нее смог протиснуться. Но ведь прилетали, и спасибо за это машине, людям, которые ее создали. А как подлатают техники штурмовик – снова в бой. Кстати, хотя капсула кабины была бронированной, случалось, что топливный бак, расположенный между спинками кресел пилота и стрелка пробивало, но он был обтянут резиной, которая хорошо держала и не давала течи. И под сиденья себе летчик со стрелком дополнительные бронелисты все равно подкладывали. Фамилии летчика, с которым отец прошел войну, я к сожалению, не помню. Знаю только, что татарин был, и говорил он о нем как об очень хорошем пилоте и заботливом командире. Их не сбили ни разу, дважды подбивали, но летчик вытягивал за нашу линию фронта – раз до своего аэродрома дотянули, во второй сели на соседний. Не знаю, за какой именно из этих случаев отец получил медаль «За отвагу». Мне все подробности о войне не рассказывал, и уже дочка моя однажды попробовала его разговорить, но он ни в какую. Сказал только, что страшное это дело, и лучше тебе об этом не знать. Хорошо, что сейчас Минобороны открыло и выкладывает в интернет свои архивы, там я и нашел приказ о его награждении.

Судя по строкам приказа 174-го ГШАП от 20 апреля 1945 года, получается, что история Георгия Пискунова и экипажа того Ил-2, что прилетал в Воронеж, очень похожи. Только Пискунов не «мессеру», а двум «фоккерам» не дал подойти к своему Ил-2, и вернулся невредимым. Однажды Сергей Георгиевич спросил, сбил ли отец хоть один самолет? «Не, сынок, не сбил, – ответил он. – Один раз всего была возможность хорошая. Сбоку снизу вынырнул «мессер», лицо немца вижу, но пулемет был нацелен по другому борту, и пока я его развернул, он нырнул вниз и ушел, – усмехнувшись, добавил: – Эх, 25 рублей за сбитый самолет упустил. Но живы остались, и слава Богу». 

За девять месяцев боевой работы гвардии сержант Пискунов, помимо медали «За отвагу», получил медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и «За Победу над Германией». Последние недели войны запомнились ему полетами над сильно разбитым, горящим Берлином. А вот последние дни перед Победой – он не знал, по чьему приказу, – но молодых в воздух больше не поднимали. В бой шли одни «старики». После войны полк оставался в Германии, и Георгий Пискунов не раз наблюдал удивительную картину: как в западный Берлин по отведенному для этого воздушному коридору буквально вереницей летели самолеты, – даже уголь в союзнические сектора немецкой столицы доставляли самолетами. 

Из младшего состава авиаполка на какое-то время организовали пожарную команду, которая помогала расчищать завалы. Придали им и бывших советских военнопленных. Как-то раз прибегает сослуживец Георгия: встретил, мол, твоего земляка. И правда, мужчина лет сорока, попал в плен еще в начале войны, из соседнего села, из Колыбелки, и родителей его он знал. Георгий спросил, писал ли родным? Тот говорит, нет. Предложил ему написать, вложил его письмо в свое и отправил в Петровское маме. Успели получить и ответ. Потом бывших пленных куда-то забрали, и история забылась. В 1948 году, когда Пискунов первый раз получил отпуск и приехал домой, прибежали из Колыбелки родные того мужчины: «Что с ним, где он?» – спрашивают. Георгий-то думал, что тот дома давно, а он так и не появился. Видно, сгинул где-то без вести уже в наших лагерях, и то письмо осталось единственной памятью о нем… 

– Много горя люди хлебнули в войну, – вздыхает С.Г. Пискунов. – Наше село дворов на двести всего, а не вернулось с фронта больше 130 человек. Дед Борис – папин отец, с контузией пришел, отец с ранением, но хоть вернулись. Дедушкин брат Павел погиб в самом конце войны, у мамы двое родных дядей тоже погибли. 

Георгий отслужил девять с половиной лет, за это время закончил вечернюю среднюю школу, успел полетать воздушным стрелком на Ил-10, а вот на Ил-28, которые только-только начали поступать на вооружение полка, не довелось. В 1952 году гвардии старшину Георгия Пискунова демобилизовали. Он сразу поступил в Воронежский СХИ, получил специальность инженера-механика, вернулся в родное село и всю оставшуюся жизнь растил хлеб. Работал главным инженером, потом 11 лет председателем колхоза. 

Вскоре после открытия в 1979 году памятника Ил-2 у Воронежского авиазавода Г.Б. Пискунов специально приезжал его посмотреть, и с радостью оценил это событие, сказав сыну: «Похож!». 

Для самого Сергея Георгиевича рассказы отца не прошли даром: с детства он твердо решил стать летчиком, и поступал в летное училище, да по здоровью не прошел. Но авиации решил не изменять: раз летать не получилось, поступил в Воронежский политехнический институт и по окончании с 1977 года трудился на авиазаводе. Перерыв на три года (с 1984-го по 1986-й) случился в связи с тем, что военкомат отправил его в Венгрию авиамехаником в один из дислоцировавшихся там полков. Вроде, уже другие были времена, но прошлое о себе напомнило. 

– Интересно, что, отец не успел Ил-28 освоить, а я в Венгрию попал, когда их уже списали, и в полку оставался всего один полуразобранный Ил-28, – вспоминает С.Г. Пискунов. – Но самое поразительное было в другом. Тетя отца, бабушка Арина, когда узнала, что я еду к мадьярам, как заголосила! В слезах причитает: «Не надо туда ехать! То ж не люди!» Успокаивал, как мог, что не война, время другое… Вот так они наследили. В Петровском у нас, между прочим, две поговорки с оккупации до сих пор живут: когда что-то неправильно делают, говорят «Что ты по-мадьярски делаешь»; и когда что-то нескоро – «До мадьярской пасхи ждать». Но это еще что. 1986-й… Наступает тридцатилетие венгерского путча. До прямых столкновений, как в 1956 году дело, конечно, не дошло, но некоторые стекла в наших зданиях побили. Тут я и вспомнил бабушку Арину – не зря ведь плакала... 

Георгий Борисович Пискунов ушел из жизни в 1994 году. На табличке с именем на его памятнике Сергей Георгиевич сделал два изображения – Ил-2 и хлебный колос.