Начало трудовой биографии ветерана завода Б.А. Копытова (1920-2000 гг.) по времени практически совпало с началом Великой Отечественной войны. Работникам он был знаком не только как инженер-конструктор отдела 305 ОКБ, но и как талантливый поэт, и многие коллеги считали себя поклонниками его стихотворного дара. Сегодня мы познакомим вас с «военными» воспоминаниями Б.А. Копытова.

Первый свой госотпуск с первой путевкой в дом отдыха «Ройка» я получил 19 июня 1941 года. Путевка была с 20-го июня, а 22 июня 1941 года, в воскресенье, началась война. Нас, «несолоно хлебавших» отдыхающих заводчан, вечером того же дня отправили на завод. Только и успели мы познакомиться друг с другом, да утром, еще до выступления В.М. Молотова по радио, сфотографироваться в березовой роще на память. Отъехали в город поздно, уже ночью. Когда зеленоватый состав неторопкого пригородного поезда дотащил нас до старого Ромодановского вокзала, над городом вставал тревожный рассвет второго дня войны. Был понедельник 23 июня. По улицам города во все направления передвигались сухопутные и моторизированные части горьковского гарнизона. Шумели моторы военных грузовиков, лязгали гусеницы танкеток, громыхали танки. Молодые бойцы Красной Армии шли без песен, в тягостном молчании. Был слышен гулкий топот кирзовых сапог. На вокзале уже формировались первые эшелоны. Иду с поезда, а на душе кошки скребут: отец уехал на Черное море, а друг Хохлов Николай служит на самой границе с Польшей, в городке Пружаны. Как они там, живы ли?

Помню, как сейчас: стучу в окно, охваченное пламенем июньской зари, за спиной рюкзак, а в руках букет наспех нарванных полевых цветов. Мать, раздвинув занавеску, глядит на меня с несвойственным ей испугом. Затем торопливо бежит открывать мне дверь. «Ну, вот и отдохнул», – тихо вполголоса произносит она с печалью и как-то неловко садится на край стула, – Что-то теперь будет с вами, молодыми? Дождались все-таки…»

23 июня пополудни поехал на завод. В отделе № 24, где я работал год, тут же мне вручили направление в цех № 110 на участок склейки. Цех на меня вначале произвел удручающее впечатление. Был период формирования новых мастерских, специализированных участков. По гулким пролетам перемещалось новое оборудование: станки, верстаки, болванки и всякие другие приспособления. Там и здесь возникали стихийные споры, обсуждения, пререкания…Прислушиваюсь к разговору бригадира с мастером участка Потаниным С.В.:

– Что с ними делать-то, Сергей Васильевич! Ведь форменные белоручки. Маменькины сынки. Намаемся с такими!

Потанин задумался, затем, обращаясь к бригадиру, хлопает меня за всех по плечу:

– Выдюжат! Ребята молодые. Будем учить уму-разуму, гонять до третьего пота. Пообвыкнут. И все-то мы не сразу в мастера выходили!

И началось цеховая страда. Смены – по 12-14 часов в сутки. Прежде чем встать к верстаку, я почти месяц работал в такелажной бригаде по реконструкции цеха. Целыми днями занимались планировкой участков, переносили станки, оборудование, оснастку. Особенно доставалось рукам и спине от перетаскивания крупногабаритных прессов-шаблонов. Крановая механизация в цехе была далеко несовершенной, многие тяжелые и трудоемкие работы приходилось делать примитивно, вручную или с помощью элементарной лебедки и лаги.

Приезжал с завода домой в одиннадцатом часу вечера, наскоро перекусывал и замертво валился в постель. А утром, в пять часов, надо было уже быть на ногах и к семи утра без опозданий на трамвае 7-го маршрута добираться до завода. Очень часто этот восьмикилометровый участок приходилось проделывать «на своих двоих». Но мы были молоды и все сдюживали.

Перед новым, тяжелым для страны, 1942 годом меня вызвал в себе в кабинет парторг цеха К.В. Шушенков.

- Вот что, Копытов, я слыхал, что ты владеешь карандашом и кистью, и кое-что кумекаешь в стенной печати. Нам такие люди сейчас нужны вот так! – парторг провел ребром ладони по горлу. – С завтрашнего дня переходи к художнику Илье на чердачную мансарду и, как говорят, бей фашистов пером и кистью!

– А как же участок, Константин Васильевич? – недоуменно спрашивал я.

– Это, брат, не твоя забота. Мы уж как-нибудь обойдемся без одного ученика столяра. Все утрясено с цехкомом и начальником цеха. Будь спокоен и приступай к новой работе.

Наутро другого дня я уже – напарник художника цеха № 21 Ильи Фирера. Заказы от начальства и с производственных участков сыплются, как из рога изобилия. Пишем целыми днями, не разгибая спины, на два огромных цеха (21 и 110) «молнии», «фронтовые вахты», объявления, портреты передовиков фронтовых бригад, лозунги, соцобязательства, панно, карикатуры на Гитлера и его фашистское отребье…

Каждое утро с горечью и болью в сердце передвигаем по карте флажками линию фрона на Восток. И с великой радостью переставляем красные флажки нашего декабрьского наступления под Москвой. Каждый день по нашему цеховому радио с тревогой и надеждой слушаем голос Юрия Левитана, сводки Совинформбюро, передачи «В последний час».

Наш «мазильный» закуток, цеховой Парнас – на чердаке цеха № 110. Там рождаются заметки, стихи, карикатуры, басни, частушки. В шутку рабочие цеха называют наш закуток «художественной студией» или просто «мансардой». И мы были сердечно рады тому, что наш «мазильный» труд не пропадает даром, а завет, поднимает рабочий народ трудового тыла ковать победу над коварным врагом. Наш чердачный закуток был для нас своеобразной литературно-художественной школой. Там мы с упоением читали публицистические антифашистские стихи Ильи Эренбурга, публикуемые в центральных газетах, и великолепные лирические стихи Константина Симонова из его «Фронтовой тетради».

Все это было так давно, а вспоминается, как вчерашний пережитой день

Когда в сорок первом я шел на завод,

Я видел, как строем шинельным

Война отправляла мальчишек на фронт

Под Витебск, под Гомель, под Ельню…

Погодки, товарищи уличных «битв»:

«буденовцы», «щорсы», «чапаи»

На бой уходили без слез, без молитв,

А с песней, что в играх певали.

Они уходили… Багряный закат

Покрытого ранами солнца

Зловеще ложился на серый наряд

И гас в поселковых оконцах.

В свои восемнадцать безусых годов,

Оставив нам память в наследство,

Они уходили в бессмертье веков

По улицам светлого детства.

Б. А. Копытов